Я поняла, на кого я похожа.
На слабоумную девочку девочку с вечно расслабленным плоским лицо (с уголка рта капает слюна). Мама много раз рассказывала, что её предупреждали о том, что родится недоразвитый ребенок, возможно, дебил, а родилась я. На меня все-таки нацепили маску разумной, но кое-что скрыть не удалось.
Секретики. Они у меня повсюду, жалкие фантики, бусики и камушки под цветным стеклом. Я зарываю их с той самой бережливостью и методичностью девочки-дауна из рассказа Улицкой. И охраняю их с такой же ненормальной преданностью. Как только я вижу, что кто-то приближается к ним, я откупаюсь секретиком подешевле (эти дешевые секреты - они в итоге заставляют меня в итоге стыдиться себя), зарытым не так глубоко, тем, что я уже налюбовалась - или никогда и не была им довольна. Человек, конечно же, вообще мог идти через мою часть сада к куста, нужду справить. А тут я, чумазая, перепуганная, сую ему секретик под нос. Чаще всего ведь недоуменно повертит в руках, вежливо задаст вопрос из серии: "Эм... а кем ты хочешь стать?" или: "А какая твоя любимая музыка?" или: "Почему ты невыспавшаяся?" - и я тут же, в панике думая о припрятанном, вручу ему новый секретик из неглубоких.
А по вечерам я забираюсь на дерево ("Я заберусь на дерево ночью" - Танцы Минус) и грущу, размышляя об этом кладбище секретов, которые моя слабоуная часть не может оставить. Она бы хотела их доверить кому-нибудь, но еще в детстве пару раз была осмеяна. И теперь, даже когда они так и рвутся наружу из-под размытой дождем земли, заталкивает их поглубже ногами.
Секретики, секретики, секретики.
Да я просто трусиха.И рано или поздно я должна лопнуть как пиньятта, чтобы они посыпались градом на голову тех, кто, может, вовсе и не хотел их знать. Да и кого, по сути, интересуют чужие секреты? Нет, я люблю секреты, но не чужие, а родные, тех, о ком я часто думаю, я готова вычленять эти секретики из мельчайших деталей, клеить и собирать в хрупкую конструкцию, чаще всего наивную и неправдоподобную, чем меня, безусловно, расстраивающую.
длинные мемуары предполагаемой белой вороныВообще, я тут вдруг осмыслила себя как белую ворону, смешно. Но в каком-то смысле, в том, в котором я не хотела это понимать, так оно и было. В садике со мной никто не дружил. Да, три года садика для меня были похожи на ватный сон - воспитатели недолюбливали меня за то, что я вечно витаю в облаках, что на прогулках ухожу куда не положено, что никогда не ем толком, что могу подолгу стоять, уставившись в одну точку с остекленевшими глазами. (стекленеющие глаза - любимый образ моей матери. Как она призналась, за эти самые глаза мне и перепадало часто в детстве).
С детьми я не могла подружиться, потому что была, пардон, тормозом. Я плохо запоминала правила игр, ломала игрушки - нечаянно, даже убила чьего-то тамогочи однажды (и не призналась). Когда нас приводили в комнату сказок, девочки бросались наряжаться в костюмерную, а мальчики оставались играть на ковре - там был такой ковер, как будто сверху изображен город, и можно было ездить по нему машинками. Я ужасно любила наряжаться. Но воспитатель вводила группу в комнату всегда с одной и той же фразой: "Вот, посмотрите какой ковер, играйте!". И я послушно бралась за машинку. Через пару минут до меня доходило, что я хотела другого. Мальчики в игру меня все равно не принимали - они вообще были из другого племени. Я спешила в костюмерную, чтобы в очередной раз обнаружить, что все костюмы моего размера, все красивые кокошники и бусы уже разобраны. Воспитатель разводила руками, пару раз пыталась пристроить мне на голову огромны кокошник, который приходилось держать руками, чтобы он не превратился в роскошный воротник, и я, счастливо улыбаясь, спешила в комнату девчачьих игр - там был казачий домик со всей обстановкой, спальней, кухней и даже подвесной люлькой, все, что нужно для счастья. Девочки уже распределяли роли. Меня в игру не брали - я была одета не по форме. И я уходила играть сама. И ладно бы, сделать так раз, два... Так я вела себя год. В комнату нас водили не так уж часто, иногда я болела и пропускала эти занятия, и каждый раз говорила себе: "Сразу беги занимать самый красивый кокошник!". Нет. Я была тормозом, и раз за раз все это повторялось в разных вариациях. Воспитатель сжаливалась, иногда заставляя девочек принимать меня в игру (но редко кто из взрослых может подчинить себе детскую игру, и меня снова отбрасывало куда-то на задворки. В итоге, воспитательница, в очередной раз повторив мне: "В следующий раз поспевай!", выдавала мне какие-нибудь игрушки, и я играла одна. В группе же, чтобы взяться за какие-нибудь игрушки, я часто ждала, когда их забросят другие. Зато по успеваемости была второй. Надо ли говорить, что садик я ненавидела? Тоскливо и часто безмолвно - мать не очень любила жалобы. У нее часто болела голова, и ей было не до нытья.
Именно такой я ее и помню в основном из будничного детства. С больной головой. Когда меня только отдали в садик, я сообразила, что по родителям можно скучать, только через пару месяцев. Все это время я недоуменно наблюдала за девочкой, которая вечно рыдала, скучая по матери. Когда и я начала скучать, я, тихо обливаясь слезами, подошла к ней, дернула за рукав - она пряталась от кого-то за дверью и спросила: "Ты скучаешь по маме?"
И она сказала: "Нет уже".
В школе я познала "предательство". Надо сказать, я понимаю, чем его заслужила. Я была ужасной брехнуьей. Нет, учителям я не врала, родителям тоже редко - и чаще всего, безобидно. А вот своей подруге Олесе, которая пришла со мной из одного садика, я врала постоянно. Я придумывала целые миры. Я могла врать, что мне снился сон, и рассказ о таком сне мог затянуться на двадцать минут, с описанием всех розовых, голубых и золотых спаленок, куда меня "похитил злодей". Я могла рассказывать о родственниках в Африке и во Франции, которые постоянно привозят мне богатые подарки, "только они не здесь". Я хвасталась тем, чего у меня нет. Олеся, как ни тужилась, никак не могла меня перещеголять. Мое бурное воображение сбивало ее с толку, перебивало и отталкивало от меня, потому что она не хотела верить всем этим завидным вещам - а я старалась рассказывать все как можно убедительней. Тренировалась.
В итоге, в третьем классе к нам присоединилась третья, новенькая, и она устроила Олесю куда больше. Они начали изворачиваться, чтобы избежать моей компании, и я это прекрасно понимала. Я пару раз вывела их на чистую воду - поймала на очевидном обмане, как это не смешно, путем логических вычислений. От моей логики они плакали и уходили злые. В итоге мы совершенно поссорились, и я осталась одна до восьмого класса.
Три года сомнительной дружбы сменились тремя годами скитаний на переменах. Когда заканчивался урок, все шумной гурьбой вываливали в коридоры. Тут была своя, особенная жизнь, полная страстей и интриг. Тут были свои "популярные", свои "изгои", свои придурки и свои умники. Каждый день кто-то кому-то разбивал сердце, иногда - нос, люди ссорились, мирились, дрались, объединялись или воевали. Меня там не было. Просто не было. Я обычно стояла у стены в своем большом свитере и юбке до колена (одежда моя была, по большей части предоставлена особым спонсором. Бабушка работала в интернате, и некую приличную, по ее мнению, одежду переправляла мне) Я не понимала своего счастья, стояла в украденной (иногда мужской) у инвалидов одежде и ненавидела перемены. Надо ли говорить, как я их ненавидела? Так, видимо, и научилась учиться.
Спасали книги, конечно. Жаль, я не догадывалась носить их в школу (приходилось читать на перемене учебники). Но дома я вжиралась в бумажные груди вновь и вновь. Это уже ненавидела моя мама. Она прятала их, она высылала меня гулять.Гулять я любила... иногда.
Во дворе, слава богу, у меня была неплохая компания - правда, одни девчонки, но меня это спасало. Не знаю, чтобы делала без них. Правда, и с ними возникали недоразумения, но куда ж без них? Никогда не забуду своего детского шока от одного случая, когда девочки из этой компании буквально выгнали меня из игры. Игра заключалась в том, что надо было придумать номер на заданную тему (например, Алла Пугачева выступает, или жираф напился, или еще какой подобный милый детский бред). Показать номер, остальные, будучи судьями, были обязаны его оценить. Так вот, меня выгнали за такое, во что я долго не могла поверить. В строгой форме мне было сказано, что я придумываю лучше других, и поэтому все обижаются, что не могут выиграть. Поэтому, шла бы ты отсюда... фантазерка. Честно слово - ни разу не придуманная история. Я и ушла, зло царапать проклятья на крашеных стенах подъезда.
Но закончилось все благополучно. Из школы я сбегала во двор, готова была ради прогулок вынырнуть из книг. Могла и одна гулять подолгу, это, в принципе, типичное свойство детства. С друзьями веселей, конечно, но и без них можно побывать в удивительных мирах.
В восьмом классе я подружилась с девочкой, чтобы отбить у нее парня. Слабость к парням подруг я потом еще долго в себе подавляла - подозреваю, что это из-за идеализации чужих отношений, и не уверена, что не склонна к этому до сих пор. Надо отдать должное, у меня было два серьезных случая, когда бывший парень моей нынешней подруги предлагал мне встречаться - но я отказывала и называла его козлом. Не знаю, гордиться ли этим, или думать о том, что я все-таки дура. Ну, последнее я и так часто делаю. Так вот, возвращаясь к восьмому классу - мы с этой девчонкой здорово сдружились. С ней, а потом я присоединила к нам еще одну (она мне очень нравилась еще с начальной школы, потому что была красивая, с фамилией "Лютова" и всегда ассоциировалась у меня с нежным лютиком), реализовала надуманное во времена протираний старым свитером школьных стен - и мы стали "элитой" класса, гордо отбив это звание у пары "куриц" и устроив полноценный общеклассовый бойкот одной из тех, что в тот момент была на вершине. Мы настолько раззадорили класс мелкими науськиваниями, что в итоге бедную девчонку гнали со школьного двора с криками и закидывая снежками. Тех двоих она еще долго не могла простить за это. О моем участии толком и не знала, считая, что я просто "дружу не с теми". Она даже не догадывалась, что это я настояла на ее свержении, я пустила анкеты с особым опросником по классу, что я говорила своим девочкам, что и когда надо сделать и сказать. И вряд ли она теперь узнает. Знаете, "белые вороны" все-таки порой становятся редкостными дрянями, если дорываются до какой-нибудь власти. ("Дрянные девчонки" были моим любимым фильмом в тот период) А мне так хотелось почувствовать, что я не тень на стене, что я могу на что-то влиять. И даже ни разу не испытала по этому поводу угрызений совести. У забойкотированной девочки все хорошо. Мои обе две ушли после девятого,и я снова осталась одна.
Школа снова стала невыносимым местом. Я, слава богу, не попала в опалу из-за всеобщего мнения, что я муху не обижу - тихая, умная, доброжелательная, меня все заранее определили в жертвы ситуации. Одна физичка не могла мне, отличнице по ее предмету, простить дефиле в коротких юбках по школе под ручку с презираемыми ею троечницами, и я потеряла интерес к физике. Впрочем, я уже знала, что буду поступать на журфак. Тогда я еще думала - жур.
В этот период меня спасала другая, вновь нешкольная компания, аниме и появившийся плеер - я единственная, кто в наушниках просиживал все перемены. Ну хоть не у стенок теперь. Точнее, иногда у стенок, но хоть с плеером. В нешкольной компании - а именно, компании с тренировок по кун-фу, все было отлично ровно до того момента, пока я не влюбилась в этой компании в одну самую яркую, но невыносимую девчонку и вообще, возможно, Есечку. Пиздострадания по ней длились до первого курса университета, где я сменила ее на другую и принялась за страдания с удвоенной силой - но это уже другая история.
За этой девочкой я увивалась хвостиком, прибилась к ее компании, но и там была не более чем ее восторженной тенью. У меня руки потели каждый раз, когда мы выходили в свет. Я молчала и изредка бурчала под нос шутки, кто бы их слушал. Параллельно умудрилась влюбиться в мальчика, которому она нравилась (на почве общих интересов?.. в общем, мне никогда одно другому не мешало) и пострадать по нему, признаться ему в этом ( я вообще никогда особо не скрываюсь. Я вихрем врываюсь в размеренную жизнь какого-нибудь несчастного, признаюсь ему в любви и, не услышав никакого отклика, а чаще всего, вообще ничего, кроме невнятного мычания, удаляюсь страдать. Проверенная схема. Но да, смелости мне всегда было не занимать), послать пару стишков смс-ками, получить категоричный отказ (за что спасибо бедному расстерянному пацану, который видел-то меня пару раз от силы, и то вряд ли на меня смотрел) и далее по тексту. Ну, эти хотя бы не смеялись надо мной... при мне. А пара таких мимолетных признаний чуть ранее обернулись тем, что старшеклассники встречали меня на крыльце школы и отпускали язвительные замечания, хватая за рукава и тыкая меня пальцами. А я всего-то нашла номер их одноклассника, поразившего меня своими ушами (всегда питала слабость к большим ушам) на олимпиаде по физике и написала ему пару смс с предложением познакомиться. Собственно, так наше знакомство и стремительно оборвалось.
В университете я пару раз выпадала в свой пристеночный образ жизни, какими-то странными амплитудами. Иногда расходилась со своей компанией, иногда их просто не бывало в университете... Потом их всех отчислили, кроме одной. Та одна, она была мне верная подруга, но куда легче заводила знакомства. Поэтому, подобно весеннему ветерку, могла тоже оставить меня наедине с плеером и стеной. К первому курсу магистратуры я выбрала направление, где изначально были только два знакомых человека, с которыми я никогда особо не общалась, но я к этому времени начала отдавать приоритет интересам, а не общению, и пристеночный образ жизни или одиночество за столиком в столовой не могло меня смутить и расстроить. Тем более, со мной был телефон, в телефоне - аська, в аське моя глобальная связь с миром игры, которая трансформировалась до короткой диалоговой ролевки. Мой соавтор по ролевке стал моей отдушиной от реального и не очень-то приветливого мира на много лет. Из вражды с ней я сумела вырастить такую привязанность, которая подобно стальному тросу, превратила меня в человека с подрагивающего в ожидании очередной порции ее руками. Я, опять же, смело это признаю, хоть меня и душит гордость. Ну, стальной трос должен был рано или поздно лопнуть, а, лопнув, больнее ударить по той стороне, которая крепче его держала. Мне придется смириться, что у меня снова нет своих друзей - и она же принадлежит свои друзьям теперь куда больше, чем мне. Что оставшиеся люди, которых я могу вызвонить, вряд ли особо скучают по мне - да я и сама вспоминала их слишком редко, чтобы в чем-то упрекать. Я предпочитаю камерную дружбу.
Приходя в любую из компаний моих друзей, я чувствую себя не в своей тарелке. Я нигде не своя - я подруга их подруги. И я не научилась становиться своей, как это ни прискорбно. Я всегда выбираю одного человека, ну, двоих, и через него общаюсь с миром. Я не интроверт - мне плохо от того, что я не принадлежу к какой-либо стае. Но приходится так или иначе ютиться в одиночестве, искать нового кита, который меня, маленькую ракушку, прилипшую к его боку, перевезет через очередной отрезок моей жизни и скинет на новой остановке.
Дикси. Ну я и накатала. Обязательный постскриптум: прочитаю через пару месяцев, пристыженно посмеюсь, скажу: "Ты... была глупая"